Мор - Страница 90

Светает уже. Пора.

Рассовал ножи, убрал за пояс шило, приладил бороду. На плечо сумку, под мышку бутыль.

И вновь на лестнице не пришлось изображать немощь. Ноги так и подгибались, а голову будто ватой набили. И не простой, но вперемешку с иголками. Жуть…

Распахнув приоткрытую дверь каморки сторожа, я с размаху швырнул ему на одеяло несколько монет и скривился в ухмылке:

– Подавись!

– Ну ты и сволочь! – бросился собирать деньги разбудивший меня мужик.

– На абордаж! – расхохотался я, вышел на улицу и моментально заткнулся.

Ребра больно, мать их. Да и нечего людей пугать – город начал просыпаться после короткой летней ночи, и на улице уже попадались заспанные прохожие.

Выкинув плащ и бутылку с бренди на ближайшей помойке, я поправил перекинутый через плечо ремень сумки, сгорбился и, опустив пониже обтрепанную шляпу, зашагал на окраину.

Маркиз изволил обитать в уединенном районе, где дома не теснились друг к другу и не стояли окна в окна. Там был простор, тенистые улочки с каштанами и дубами, чистота, уют и порядок. А еще частная охрана, что для бродяги вроде меня – хуже не придумаешь. Ночью любого оборвыша погнали бы оттуда пинками, но сейчас отправляются за продуктами служанки и возвращаются на службу подсобные работники – всякие садовники, дворники и конюхи. Проскочу.

Так оно и вышло. На общем фоне мой не столь уж и затрапезный наряд в глаза не бросался, а добравшись до нужного особняка, я сразу свернул на задворки. Вынул помеченный двумя свежими царапинами прут, до боли выдохнув, протиснулся за ограду и спрятался в кустах.

Собак не опасался – их выпускали лишь на ночь. Большинство слуг подходили позже, а маркиза в сопровождении служанки, если неведомый соглядатай ничего не напутал, каждое утро отправлялась навестить больную мать.

И в самом деле, вскоре к дому подогнали закрытый экипаж, и соскочивший с козел кучер в цветастой ливрее распахнул дверцу перед стройной дамой с породистым, но по-лошадиному вытянутым лицом. Следом забралась нескладная служанка.

А стоило экипажу укатить, как в ворота въехала неприметная карета без гербов, но зато с решетками на окошках. Дюжие парни выдернули из нее девушку со связанными за спиной руками и повели в дом. И пусть на голове пленницы был матерчатый мешок, я без труда узнал Берту.

Ах вы ж, сволочи!

Сторож и слонявшийся поодаль конюх отвернулись, сделав вид, будто ничего необычного не происходит, и у меня немного даже отлегло от сердца. Не люблю случайных людей убивать, но какие ж вы случайные после этого, голубчики?

Конвоиры вскоре погрузились в карету и уехали, а я дождался, когда закрывший ворота сторож скроется в будке, и в обход конюшни прокрался к черному ходу. Уже потянулся к дверной ручке и вдруг уловил некую неправильность.

Будто странной затхлостью повеяло. Невнятным отголоском сплавленных воедино страхов, злобы и запредельной боли.

Тьмой.

Слабой, едва уловимой, но самой настоящей Тьмой.

Ах ты, сволочь!

Маркиз вовсе не столь наплевательски относился к собственной безопасности, как следовало из отчета наблюдателя. Теперь-то стало ясно, почему ланским шпикам понадобилась моя помощь – стоит переступить через порог, и хозяин особняка немедленно почует появление чужака.

Но это если вломится обычный человек. А если немного схитрить?

Я потянулся к запрятанной под сердце скверне и размазал ее вокруг себя, превратив в призрачный полог. Остатки потусторонней силы перекинул в левую кисть, достал нож и прошел в дом. Прошел – и ядовитые эманации Тьмы немедленно въелись в защитный покров.

Припомнив набросанный на листке план особняка, я бросился к каморке мажордома, который, на свою беду и мое счастье, оказался у себя. Седовласый дедок лишь обернулся глянуть на незваного гостя и сразу повалился с рассеченной глоткой на пол.

Отскочив от плеснувшей на стену крови, я по привычке вытер нож и поспешил к лестнице в подвал. Скатился по каменным ступеням, приоткрыл обитую железными полосами дверь и заглянул в полутемный коридор, освещенный лишь двумя сильно чадившими фонарями.

Никого.

Уже куда осторожней подобрался к перегородившей проход решетке и едва не выругался с досады, обнаружив на ней замок. Прижался лицом к холодным прутьям, краем глаза заглянул в подвал и скрипнул зубами от собственного бессилия – там, на покрытом белой простыней столе лежала Берта. Лицо девушки было отрешенно-спокойным, руки и ноги фиксировали широкие кожаные петли.

А потом послышался голос. Невозмутимый, с явственными нотками самодовольства. Так обычно разговаривают с детьми те, кто их на дух не переносит, но считает необходимым соблюдать правила приличия.

– Не стоит волноваться, красавица, – произнес остававшийся для меня невидимым хозяин особняка, – ничего страшного не происходит. Тебе не будет больно, тебе больше никогда не будет больно. И не пытайся хмурить свое прекрасное личико, только не сейчас, прошу тебя. Потерпи еще немного.

Вытащив из болтавшейся на плече сумки матерчатый чехол с воровским инструментом, я принялся ковырять в замочной скважине отмычками. Но опухшая левая кисть толком не слушалась, и потому никак не получалось подцепить собачку.

Ну же!

– Не волнуйся, дорогая моя, – занимаясь какими-то приготовлениями, продолжил увещевать девушку чернокнижник. – Я вовсе не собираюсь покушаться на твою добродетель. Это просто недруги распускают обо мне всякие нелепые слухи. Глупцы! Никто не сможет заставить меня изменить моей ненаглядной супруге! Я ее люблю, понимаешь?